Сталкиваясь с религиозно ориентированными обществами, полными решимости распространить свое влияние на все технологически менее развитые цивилизации, попадающиеся им на пути (независимо от того, насколько тяжелы были потери при вторжении или в течение длительной оккупации), Контакт мог отойти в сторону и признать свое поражение (не только ставя таким образом под сомнение собственную необходимость, но и отказываясь от единственной деятельности по самооправданию, которая позволяла избалованным, смущающимся собственного благополучия гражданам Культуры с чистой совестью наслаждаться жизнью). Контакт мог также вступить в борьбу. Подготовив и закалив себя (и общественное мнение) за десятилетия пассивных действий, Контакт неизбежно, как любой организм, чье существование поставлено под угрозу, обратился к активным действиям.
Несмотря на все в высшей степени материалистические и утилитарные воззрения Культуры, тот факт, что Идир не питал ни малейших поползновений в отношении каких-либо частей Культуры, не имел к делу никакого отношения. Пусть и опосредованным образом, но Культуре угрожала явная и смертельная опасность… но не опасность завоевания, потери жизни, флота, ресурсов или территории, а нечто более серьезное: утрата смысла существования и ясности цели, уничтожение духа, потеря души.
Несмотря на то что со стороны это могло восприниматься совершенно по-другому, именно Культура, а не идиране вынуждена был* сражаться, и эта порожденная отчаянием необходимость в конечном счете позволила ей собраться с силами (при том, что исход предприятия у многих вызывал немалые сомнения), после чего Культура уже не могла пойти ни на какие компромиссы.
Идиране уже вели войну, покоряя недоразвитые (на их взгляд) виды и включая их в состав империи, которая в первую очередь была религиозной и только отчасти – торговой. Им с самого начала было понятно, что их джихад, имеющий целью «умиротворить, интегрировать и обучить» эти виды, привести их под око идиранского Бога, должен был продолжаться и расширяться, иначе он терял всякий смысл. В пользу приостановки экспансии или моратория на нее доводов, вероятно, было не меньше, чем в пользу ее продолжения. Но подобные действия и в военном, и в коммерческом, и в административном отношении отрицали бы воинствующий гегемонизм идиран как религиозную концепцию. Религиозное рвение превосходило и затмевало прагматизм. Как и в Культуре, на первом месте стояли принципы.
Война с Культурой – задолго до ее официального объявления – рассматривалась идиранским верховным командованием как продолжение перманентных военных действий в интересах теологической и административной колонизации. Этот – первоначально ограниченный – вооруженный конфликт требовал качественной и количественной эскалации, чтобы справиться с Культурой, находившейся на сходном с Идиром технологическом уровне.
В общем и целом идиране исходили из допущения, что, ненадолго показав зубы, Культура отступит, однако некоторые из ведущих идиранских политиков предполагали: если Культура проявит решительность и события пойдут по наихудшему для Идира сценарию, будет найдено политически разумное решение, которое позволит обеим сторонам сохранить лицо и получить определенные преимущества. Такое решение подразумевало бы некий пакт или договор, по которому идиране соглашались бы замедлить или на время ограничить свою экспансию, что позволило бы Культуре объявить о своих (пусть и небольших) успехах и предоставило бы идиранам: а) религиозно обоснованное оправдание для консолидации, которая дала бы передышку идиранской военной машине и выбила почву из-под ног тех идиран, которые возражали против быстрых темпов и жестокого характера экспансии, и б) новый повод увеличить военные расходы, что гарантировало бы решительную победу над Культурой или любым возможным противником в будущем. Только самые оголтелые и фанатичные идиране требовали войны до победного конца (или по меньшей мере рассматривали ее возможность), но подразумевали при этом лишь продолжение после временного отступления и выступали за мирные переговоры, на которые, как они полагали, Культура все же должна будет согласиться.
Сформулировав такие беспроигрышные варианты развития событий, идиране вступили в войну с Культурой в атмосфере взаимного непонимания. Они не предусмотрели того, что противник имел о них почти полное представление, а сами они неверно оценивали силу веры, стойкость (даже с оттенком страха) и боевой дух Культуры.
Первый конфликт между Культурой и Идиром произошел в 1267 году и. э., второй – в 1288-м; в 1289 году Культура впервые за пять веков построила свой первый по-настоящему военный корабль, но только в виде прототипа (официальное объяснение состояло в том, что поколения моделей военных кораблей, конструируемых Разумами в соответствии с политикой, проводимой Культурой, так далеко ушли от того последнего фактически построенного военного корабля, что возникла необходимость проверить, насколько теория отвечает практике). В 1307 году третий конфликт закончился массовой гибелью (машин). Культура впервые стала обсуждать возможность войны. В 1310 году от основной части населения отошла секция Мир, а Анхраминская конференция закончилась соглашением о взаимном отводе сил (шаг, который более недальновидные идиране и представители Культуры соответственно порицали и восхваляли). Четвертый конфликт начался в 1323 году и продолжался (при этом Культура использовала не собственные силы, а уполномоченных) до 1327 года, когда война началась официально и флот и граждане Культуры оказались непосредственно втянуты в нее. Военный Совет Культуры, состоявшийся в 1326 году, привел к отколу от Культуры некоторых сообществ, которые не были готовы применять насилие ни при каких обстоятельствах.
Соглашение о ведении войны между Культурой и идиранами было ратифицировано в 1327 году. В 1332-м в войну на стороне Идира вступили хомомды (еще один трехногий вид, достигший в своем развитии большей галактической зрелости, чем идиране или культурианцы), приютившие идиран, которые во время Второй великой диаспоры (1345-991 дон. э.) – следствия Сканкатрианско-идиранской войны, – образовали Священные останки. Останки и их потомки составили наиболее надежные и сильные пехотные части хомомдов, и после неожиданного возвращения на Идир в 990 году до н. э. два этих трехногих вида продолжали сотрудничество на условиях, которые, по мере того как идиране набирали силы, становились все более равноправными.
Хомомды присоединились к идиранам, потому что их настораживала растущая мощь Культуры (они были далеко не единственными, кто испытывал такое чувство, хотя никто, кроме них, не предпринимал в связи с этим таких открытых действий). Хотя расхождений с гуманоидами у хомомд было совсем мало, да и те – пустяковые, они в течение многих десятков тысяч лет стремились воспрепятствовать чрезмерному усилению любой группы внутри галактики, достигшей их технологического уровня, и в тот момент они решили, что Культура достигла именно такого уровня. Хомомды никогда не предоставляли в распоряжение идиран все свои ресурсы; они использовали свой мощный и эффективный космический флот, чтобы затыкать дыры в расположении идиранских сил. Культуре дали понять, что война станет тотальной, только если гуманоиды атакуют родные планеты хомомдов (на самом же деле даже во время войны между хомомдами и Культурой поддерживались ограниченные дипломатические и культурные отношения и продолжалась торговля).
Все просчитались. Идиране полагали, что смогут одержать победу без чьей-либо помощи, а при поддержке хомомдов считали себя вообще неуязвимыми. Хомомды полагали, что их участие должно склонить чашу весов в пользу идиран (хотя ради победы над Культурой никогда не были готовы рисковать собственным будущим). Разумы Культуры вычислили, что хомомды не присоединятся к идиранам, и на основании этого допущения были произведены расчеты относительно длительности, стоимости и выгод войны.