Хорза улыбнулся, увидев Бальведу на паллете; она вдруг напомнила ему Фви-Сонга, восседающего на массивных носилках, среди простора, под лучами солнца – в том месте, которого больше не существовало. Это сравнение показалось ему страшно нелепым.

Хорза парил, двигаясь по пешеходному туннелю и останавливаясь, чтобы проверить встречавшиеся на пути боковые трубы; при каждой такой проверке он связывался с теми, кто шел параллельным путем. Детекторы его скафандра были установлены на максимальную чувствительность – они должны были фиксировать самый слабый свет, малейший шум, дуновение воздуха, даже вибрации в породе вокруг них. Регистрировались и необычные запахи, а также энергия, текущая по кабелям, размещенным в стенах туннеля, и любые коммуникационные сигналы.

Хорза подумал было, а не связаться ли по пути с идиранами, но потом решил не делать этого. Он послал один – оставшийся без ответа – короткий сигнал со станции четыре, но посылать новые сигналы по мере их продвижения означало давать идиранам слишком много информации, если они (как подозревал Хорза) не были расположены слушать.

Он двигался в темноте так, словно сидел на невидимом стуле и держал на руках лазерное ружье. Он слышал стук своего сердца, свое дыхание и неторопливое движение струй холодного полузастоявшегося воздуха, которые обтекали его скафандр. Скафандр зафиксировал слабое фоновое излучение окружающего гранита, усиленное прерывистыми космическими лучами. На лицевой части шлема Хорза видел схематическое радарное изображение туннелей, петляющих в породе.

Попадались и прямые участки, и тогда Хорза, поворачиваясь, видел основную группу в полукилометре за собой. В других местах туннель описывал ряд пологих кривых, ограничивая дальность действия сканирующего радара двумя сотнями метров или даже меньше, так что Хорза, казалось, парил в полном одиночестве среди стылой черноты.

На станции пять они обнаружили поле боя.

Скафандр Хорзы зафиксировал странные запахи – это было первым знаком: присутствие в воздухе молекул органического вещества, науглероженного и обгорелого.

Он приказал другим остановиться , а сам стал осторожно продвигаться вперед.

У одной из стен темной, заброшенной пещеры были положены четыре мертвых меджеля: их обожженные и искалеченные тела были словно отражением окоченевших трупов на базе. Над мертвыми на стене были выжжены религиозные символы идиран.

Здесь произошла стычка. Стены станции были испещрены маленькими кратерами и длинными шрамами от лазеров. Хорза нашел остатки разбитого лазерного ружья – из него торчал кусочек металла. Тела меджелей были разорваны на части сотнями таких же маленьких снарядов.

В дальнем конце станции, за рядом полуразрушенных пандусов, он обнаружил разбросанные компоненты какой-то наспех собранной машины: что-то вроде пушки на колесах или миниатюрного броневика. Из смятой башни высовывались несколько стволов пулевого оружия, а вокруг обожженной огнем машины было разбросано множество пуль, похожих на парашютики одуванчика. Хорза слегка улыбнулся, глядя на обломки машины и взвешивая в руке горстку пуль.

– Разум? – спросил Вабслин, глядя на эту груду металла. – Разум сделал эту штуковину? – Он почесал голову.

– Видимо, да, – сказал Хорза, глядя на Йелсон, которая, держа наготове ружье, осторожно постучала ногой по разломанному корпусу. – Ничего подобного здесь раньше не было, но такую штуку можно изготовить в одной из мастерских: некоторые из старых станков все еще работают. Это было бы нелегко, но если у Разума сохранились рабочие поля, а в придачу к ним – один-два автономника, то вполне можно было сварганить такую штуку. Времени у него хватало.

– Довольно примитивно, – сказал Вабслин, крутя в руке какую-то деталь пулевого оружия. Он повернулся, посмотрел на тела меджелей вдалеке и добавил: – Тем не менее сработало оно довольно неплохо.

– По моим подсчетам, меджелей больше не осталось, – сказал Хорза.

– Но остаются еще два идиранина, – мрачно сказала Йелсон, пиная небольшое резиновое колесо.

Оно прокатилось пару метров через обломки, лежащие на полу, и упало неподалеку от Нейсина, который отмечал обнаружение мертвого меджеля глотком из фляжки.

– Ты уверен, что этих идиран здесь уже нет? – спросил Авигер, тревожно оглядываясь.

Доролоу тоже вглядывалась в темноту, осеняя себя Кругом Пламени.

– Абсолютно, – сказал Хорза. – Я проверял.

Обследовать станцию номер пять не составило большого труда: обычная станция, всего несколько стрелок, шикай в двойной петле Командной системы и место, где поезда останавливались и подключались к системе связи с поверхностью. Здесь было несколько комнат и складских помещений, устроенных в стенах основной пещеры, но никаких рубильников, казарм или пультовых; не было здесь и обширных сервисных или ремонтных площадей. Следы на пыли показывали, куда ушли идиране после сражения с примитивным автоматом Разума – в направлении станции шесть.

– Думаешь, на следующей станции будет поезд? – спросил Вабслин.

Хорза кивнул:

– Непременно.

Инженер тоже кивнул, безучастно глядя на двойной ряд стальных рельсов, посверкивающих на полу туннеля.

Бальведа спрыгнула с паллеты и принялась разминать ноги. Инфракрасные детекторы Хорзы все еще были включены, и он увидел тепло дыхания агента Культуры – из ее рта выплыло нечеткое облако. Переступая с ноги на ногу, она потерла ладони.

– Все еще не жарко? – спросила она.

– Не волнуйтесь, – пробормотал автономник из-под паллеты. – Видимо, я скоро начну перегреваться, и, пока не сгорю целиком, вы будете чувствовать себя вполне уютно.

Бальведа слегка улыбнулась, уселась обратно и посмотрела на Хорзу:

– Все еще пытаешься убедить своих трехногих друзей, что ты на их стороне?

– Ха-ха! – вставил автономник.

– Посмотрим.

Больше Хорза не пожелал сказать ничего.

И опять его дыхание, биение его сердца, медленный поток обтекающего его застоялого воздуха.

Туннели вели в черную ночь древней породы, словно внутрь какого-то коварного круглого лабиринта.

– Эта война не закончится, – сказал Авигер. – Она просто затухнет.

Хорза парил в туннеле, вполуха слушая по открытому каналу разговоры остальных, следовавших за ним. Он переключил внешние микрофоны своего скафандра с динамиков шлема на маленький экран около щеки; экран показывал молчание.

– Не думаю, – продолжил Авигер, – что Культура сдастся, как все полагают. Я думаю, они продолжат сражаться, потому что верят в свое дело. Идиране тоже не сдадутся. Они будут драться до последнего, и они с Культурой будут все время нападать друг на друга, по всей галактике, а их оружие, бомбы, лучи и все такое будут постоянно улучшаться, и в конце концов вся галактика станет полем боя, и тогда они взорвут все звезды и планеты, все орбиталища и все остальное, достаточно большое, чтобы на нем стоять, а потом они уничтожат друг у друга все крупные корабли, потом все мелкие, потом все будут жить в одиночных скафандрах, убивая друг дружку оружием, которое может уничтожать планеты… вот так оно все и закончится. Может, они даже изобретут совсем мелкое оружие и автономников, и тогда останутся несколько крошечных машин, сражающихся в том пространстве, что останется от галактики, но уже не будет никого, кто знал бы, как оно все началось.

– Ну-ну, – раздался голос Унахи-Клоспа, – веселенький сценарий. А что, если дела примут дурной оборот?

– Ну, это слишком негативный взгляд на вещи, Авигер, – послышался высокий голос Доролоу. – Нужно смотреть на все позитивно. Конкуренция способствует развитию. Война – это испытание, война – это часть жизни и эволюционного процесса. В его крайностях мы и находим себя.

– …И обычно оказываемся по уши в дерьме, – добавила Йелсон.

Хорза усмехнулся.

– Йелсон, – начала было Доролоу, – даже ты не…

– Тихо! – внезапно оборвал ее Хорза. Экран у его щеки замигал. – Стойте на месте. Я слышу звуки впереди.